ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. О ПОЛЬЗЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПРИ УПОТРЕБЛЕНИИ БАРНАУЛЬСКОГО ПИВА.

Я был пушистый, словно шерсть у кошки,

И с канарейками под ручку часто пел,

А в небе звезды, как свои игрушки,

Я детской кличкою крестил.

(Вадим Шершеневич)

- Ну, что пацанчики, книжку мою уже купили? – раздается прямо у нас над головами голос Пешкова. Ему как-то удается подкрасться к нам незамеченным и так вот прямо сплеча рубануть.

- Саш, ну мы, этого-того, больше по городу носились, ну не сподобились даже ни в один книжный заскочить, ты уж прояви милость к падшим, и все такое  – нукаем и мямлим мы в ответ, а что нам еще остается делать? Мы спокойно сидели себе в «Иероглифе» на Социалистическом, наслаждались китайской кухней, ни о чем таком не думали. Тут лауреат Демидовской премии в области Литературы, как снег на голову!

Пешков не стерпел подобного унижения и буквально за шкирку вытащил нас из-за стола и поволок пинками в книжный магазин, расположенный в десяти метрах.  Там он насильно заставил бедного Самаровича купить свое бессмертное творение «Ночные журавли», приговаривая при этом, - Паша, ты обязательно всем нахваливай книжку, но читать не давай, пусть покупают! Компания продвижения литературы в массы шла полным ходом. Мне же удалось как-то отвертеться. Сказал, что книжки не читаю, а только пишу трэвел-репорты. Сашка наверное был сражен незнакомым словом и отвял от меня.

На самом деле мы его, конечно же, ждали, поскольку договоренность была. Но Пешков все равно был внезапен. Накануне мы уговорили известного прозаика отвезти нас на кладбище, чтобы не менее великий поэт смог припасть к надгробию некоего всеми забытого Вадима Габриэлевича Шершеневича.

Дальше жизнь понеслась в ритме румбы. Пешков сначала привез нас на Власихинское кладвище, но увы искомого захоронения там не оказалось. - Езжайте, мужики, на Старое, там же хоронили в войну, - направили нас добрые люди. Рвем на самое старое из существующих мест упокоения – Булыгинско-Кировское. Павел почему-то считал, что это кладбище давно не действует. Оказалось, что год как его снова открыли и есть сторож. К тому же этот сторож очень сведущий человек и даже знает кто такой Шершеневич! Мало того, он знает даже кто такие имажинисты! Уж тем более ему известно, где расположена могила поэта.

Наш гид в мире мертвых нас туда без промедления и проводил. Павел был вне себя от счастья и даже не знал, что же ему теперь делать. А поскольку в руках у него была камера, то ничего другого кроме как снимать надгробный камень в разных ракурсах ему и не оставалось. На мой взгляд весьма странное занятие. Тут еще Шурик подошел. Паша и его с камнем поснимал. Литераторы, да!

Поскольку я, к своему стыду, узнал имя поэта только от Павла, то думаю, что надо пару слов о нем тут сказать. Начинал Вадим Шершеневич вместе с Бурлюком, как футурист, но разругался и создал свой поэтический кружок поэтов-имажинистов. Сам стал их вождем. В его «группу» вошли известные поэты (Мариенгоф, Есенин, Ивнев), а вот само движение так и затерялось в дебрях литературных изысков 20-х годов. После игр во всякие там имажинизмы-футуризмы Вадим Гаврилович успокоился и занялся общественно полезным литературным трудом. Он переводил и редактировал нужных и полезных советскому народу зарубежных авторов. Тем и кормился. В Барнауле оказался после эвакуации в 1942 году, где скончался недотянув до полтинника. Почти счастливая судьба для поэта тех времен.

На этом завершилась наша обязательная программа посещения славного города.

Великий писмэнник Алтая, решил устроить нам торжественный прием в теплой домашней обстановке. Поэтому после кладбища повез не куда-нибудь, а прямиком к себе в родовой замок. По пути Пешков рассказывает нам о тяжелой судьбе провинциального писателя, о своих литературных шедеврах, как вышедших в свет, так и готовящихся к выходу. Жалуется на то, что никто не хочет читать. 

– Ладно мои книжки, меня пока плохо знают в мире, но ведь не читают вообще никого!  Хотелось мне ему ответить, но пришлось наступить на ядовитый скорпионий хвост и сдержаться. Все-таки в гостях, и негоже хозяина лапать за чувствительные места.

До берлоги писателя доехали быстро и без приключений. Двухэтажный дворец-замок встретил нас приятной прохладой. Хозяйка оказалась дамой приятной во всех отношениях. 

Пока глава и хозяин дома хвастался своими достижениями в качестве архитектора, каменщика, художника и садовода, Светлана сбегала за пивом. Не прошло и полчаса, как мы дружно сидели в тени кустов цветущей сирени и попивали потихоньку барнаульское разливное. Под пивко хорошо пошли воспоминания о далекой студенческой юности и шалостях молодецких. Была затронута и высокая тема творчества

-  Самая моя любимая профессия — садовник. Растить цветы — это как писать книги. Главное — любовь. Главное счастье — выходить утром и благословлять этот мир, как в цветах, так и на страницах. – вещал Шура как с трибуны съезда. Но мы прсотили ему эту выспренность. Каждый имеет право на причуды.

Незаметно время приблизилось к пяти и мы поняли, что с путешествием пора закругляться. Чинно раскланялись с гостеприимными хозяевами. Долго благодарили их за столь теплый прием, после чего сели на троллейбус и минут через 20 уже были в отеле.

Последним моим кадром стал групповой портрет курсантов Барнаульского авиационного училища. Не смог я пройти мимо мальчиков с аксельбантиками.

Дорога домой ничем примечательным не была отмечена. Без приключений ехали на газели четыре с половиной часа.